Это утверждение средствами массовой информации постоянно, но безуспешно вбивается в головы несознательных граждан, упорно не желающих исполнять законы и демонстрирующих правовой нигилизм.
Казалось бы действительно — если все будут исполнять принятые законы, и если все граждане будут перед законом равны, то жить в стране будет легче. Тем не менее, утверждение это является ложным, поскольку в нем ничего нет про то, что это могут быть за законы. Впрочем, давно замечено, что в России тяжесть законов смягчается тем, что эти законы никто не выполняет. К сожалению, это тоже неверно — иногда закон обойти не удается, и тогда груз отечественной юстиции в полной мере обрушивается на маломощного гражданина.
Такая двусмысленная ситуация возникает исключительно по традиции — по причине того, что и правовое государство, и современная юстиция так или иначе опираются на принципы римского права, выработанные в древней разбойничьей республике и сейчас хорошо подходящие к делу. И хотя многие эти принципы, взятые отдельно, сами по себе, по виду вполне разумны и помогают разбираться во многих частных случаях, за ними всегда маячит определение, предлагаемое на первых лекциях студентам: «право есть формализованный обычай, выросший из прецедентов, силой созданных до всякого закона», то есть закон возник беззаконным образом. На это говорят: «законодатель — это римский народ»! Да какой из такого законодателя народ — так, волки позорные (ну, или волчьи дети). Силой любая обезьяна прецедент создать может, если силы хватит. Получается, что люди во власти закона, законом распоряжается законодатель, а сам законодатель — это такая фигура умолчания. Потом, немного спустя, преподаватель объясняет, что первая часть этой формулы нужна лишь для общего образования, а про вторую лучше вообще забыть.
Формализованный произвол окукливается, законодательство воспаряет и совсем отрывается от законопослушного обывателя, и до тех пор, пока тот не вернёт его на землю, следует лишь формальным законам аристотелевой логики. Циничное и ежесекундное пренебрежение к отдельному человеку, несоответствие закона обстоятельствам его реальной жизни очень четко проявляется в процессе современного судопроизводства. Если вы хотите чего-то добиться в суде, за что будет цепляться противная сторона? Скорее всего, за какие-то несоответствия ваших требований неким формальным условиям. В результате по форме будет все логично, а по сути — издевательство.
Римское право — очень удобная вещь. Можно сказать, почти универсальная. Вот, например, собственность — это то, что было где-то схвачено (где нет римского права), а собственник — это тот, кто первый схватил. Его право священно, поскольку что же это будет, если римские граждане начнут отбирать имущество и рабов друг у друга — если один римский гражданин перестанет уважать личность другого римского гр
3f01
ажданина? Впрочем, если это почему-то понадобится и хватит сил ввести это в обычай, то почему бы и нет? Обговорив это некоторыми условиями, устранив процессуальные неясности, вполне можно такой обычай возвести в абстрактный и неподкупный закон.
Характер действующего закона, его свойства — это такая характеристика, от которой трудно абстрагироваться. А требование выполнять идиотские законы, обращенное к гражданам, по сути дела аморально. При таком требовании превращается в фикцию сам принцип равенства граждан перед законом. Потому что можно требовать, прокламировать, утверждать равенство граждан перед уже принятым и действующим, но по сути идиотским законом. А в ситуации, когда возможности повлиять на принятие закона у разных граждан различны (у них различны возможности ввести что-то свое в обычай), то принципы правового государства становятся аморальными. При этом необходимо подчеркнуть, что авторы статьи отнюдь не призывают читателей перестать подчиняться законам прямо с завтрашнего дня, в крайнем случае — с понедельника. Отнюдь нет. Как в свое время верно заметил Иисус, рассматривая золотой римский сестерций: «Богу богово, а Кесарю кесарево». Вот и мы, разглядывая мятую бумажную десятку, подчеркиваем — законы соблюдать, в общем-то, необходимо. Просто надо помнить об ограниченности и законов, и самих принципов римского права, на которых основаны современные законы. А главное, не надо забывать об их изменчивости, их податливости под рукою договорившихся законодателей.
Возьмем такую редкую, но всё же иногда случающуюся ситуацию — парламент отправляет короля на гильотину, как это случилось, к примеру, с Людовиком XVI. С точки зрения римского права это совершенно нормальная ситуация, несмотря на её противоречивость. Когда все законы страны определяются, в конечном счете, самодержавным монархом, помазанником божиим и во славу божью, в принципе не могут существовать законы, по которым монарха можно обвинить в чем бы то ни было, какой бы он ни был сволочью. Если же в стране произошла революция и старое государство перестало существовать, и на его месте возникло совершенно новое государство, новый парламент принял новые законы, то и по этим новым законам старого короля тоже вроде бы нельзя судить. Помните, пока нет закона — никакое зверство не является преступлением! Согласно римскому праву закон обратной силы не имеет. Однако только до той поры, пока он эту обратную силу не приобретет волей законодателя, который, согласно тому же римскому праву, всегда выше закона, раз уж он сумел стать законодателем. Короче, короля сначала отдают под суд, а затем отправляют на гильотину. Причем именно либералы громче всех кричат: на плаху, на плаху его! Здесь-то и проявляется их наивность, переходящая в идиотизм.
А если уж совсем не за что, но просто так очень хочется, то и тут всегда найдётся решение. Всегда что-то можно найти. Вот Хоннекера, бывшего главу ГДР, посадили за вскрывшуюся его драку с полицией (сопротивление представителям власти при исполнении) на демонстрации во времена Веймарской республики — аж в позапрошлом государстве.
Конечно, такое положение возникает в критической ситуации тотального краха старых управленческих структур, когда сформулированное ими право перестает действовать. Никто специально не ставит задачу уничтожить право. Просто государство перестает функционировать, предыдущая версия римского права исчезает и, к сожалению, через некоторое время заменяется другим правом, но таким же римским, как и предыдущее. Было бы странно считать это нормальным и желательным, но увы, независимо от наших желаний такая ситуация почему-то воспроизводится уже не в первый раз.
Крах государства тем более вероятен, чем более идиотские законы в нем созданы, поскольку именно принципы римского права и последовательно проводимый принцип незыблемости основанного на них государства способствуют тому, что идиотизм законов начинает давить на простых граждан, делает их жизнь невыносимой. Каждый отдельный гражданин, не располагающий особыми возможностями, в любой конкретной ситуации перед законом бессилен, а если они собьются в кучу, то бессильны будут другие, а принципы римского права остаются непоколебимы. Конечно, граждане сами виноваты, они не видят эфемерности правовых отношений, унаследованных современным «цивилизованным» миром от разбойничьей республики. Сначала им хочется признавать закон незыблемой скалой, они стремятся обожать его, как собака хозяина, потом от такой собачьей жизни они звереют, и, пропитанные ненавистью, разносят всё вокруг в щепу. Потом в неразберихе отыскивается какой-нибудь уцелевший римский юрист, и опять начинает во славу народа сначала силой, а потом и на моральных основаниях насаждать правовое сознание, никакого отношения не имеющее к тем, в кого оно насаждается. Потом опять то же самое становится одной из предпосылок очередного краха государства, не поладившего с людьми, а вместе с ним и очередной версии римского права.
Можно спросить, а как разорвать этот порочный круг? Вопрос этот не к авторам. Скорей всего к другим каким-нибудь специалистам, без особенной корысти сочиняющим открывашки к разным тайнам природного, а чаще коммерческого характера. К тем же системщикам-хакерам, например.
Из всех законов превыше людей сейчас только физические, да и они все пронизаны квантовыми неопределённостями, а всё остальное создаётся самими людьми, и по-другому быть не может. Так, может, обратить всё-таки внимание на отдельного человека, на него самого, а не на то, что он успел отхватить? Вот и римское право, вроде бы логичное и защищающее права личности, первой своей целью и областью применения имело делёж награбленного — какие уж тут личности, индивидуальности! Единственное между ними различие — у кого больше уцелело схваченного, всё остальное по боку.
Не уважают такие системы человека. Должность, собственность, процедуры и силу удара — но не человека. Единственное, что удалось найти противоположного толка, так это устав Нестора Махно из 2 пунктов:
Пункт 1: Никто никому ничего не обязан.
Пункт 2: Никто не обязан выполнять пункт 1.
Написано, кстати, вполне в манере современных программистов, посмотрите сами, тупики и запреты здесь вроде бы не образуются ни при каких обстоятельствах. Заставляет, давит тебя кто-то — смотри пункт 1, хочется тебе с товарищем слаженно работать — смотри пункт 2, а если ты сам товарища под себя подмять собираешься, то опять же не забудь про пункт 1. Всё можно решить между собой и вполне мирно.
На первый взгляд этот устав похож на общественный договор Ж.-Ж. Руссо. Захотелось людям сделать что-то масштабное, в одиночку не подъемное — они и договорились делать вот так. Но на самом деле отличие Махно от Руссо весьма существенно. По модели Руссо граждане сначала избавляются от насильника-законодателя, а потом договариваются окончательно и переиграть уже не получится. В результате возникает формальное право, оторвавшееся в момент заключения договора от людей и получившее свою внутреннюю логику. Даже если они решат, что будут передоговариваться каждые четыре года (или четыре месяца), то и тогда закон будет соответствовать воле людей только раз в четыре года, а во всё остальное время люди окажутся ничтожны перед лицом закона, и всё равно, кто его сочинил — они сами или какой-нибудь насильник.
В этот момент вольных неформальных граждан рассаживают по клеточкам. Они сами становятся совсем неважными, значение имеют только клетки, в которых они сидят, ярлыки на них, и правила оборота этих ярлыков, формализованные в принципах римского права. А поскольку это право имеет свою внутреннюю, формальную, не зависящую от людей логику, постольку это право может использоваться и практически всегда используется для подавления людей. Причём используется анонимно, лиходея никогда толком не видать, но что поделаешь — зато перед тобой стоит Закон!
Совсем другие положения в уставе Махно. Тут нет никаких предписаний. Обязанности не обязательны. Они могут быть, но их подтверждает сам человек, и он так же может от них отказаться. Оба пункта устава всего лишь регулируют мирный способ решения конфликтов, и единственное наказание — это выпадение из сферы его действия. Для законов, установленных в соответствии с уставом Махно, их формального внутреннего логического соответствия уже недостаточно. Необходимо некое внешнее обоснование, то обоснование, которое постоянно возникает или хотя бы подразумевается во всех вообще человеческих отношениях — его еще именуют совестью, и это обоснование даёт им сам человек. В соответствии с уставом Махно ни одного человека нельзя заставить выполнять бессовестные, несправедливые и бесчестные законы, а злой и подлый негодяй будет объявлен вне закона.
Различие между Нестором Махно и Жан-Жаком Руссо совсем не случайно. Жан-Жак — один из деятелей европейского Просвещения и основателей либерализма, продукт европейской цивилизации, переживавшей к тому времени уже третью катастрофу. Сначала римские легионы на этой территории уничтожили предшествующий мир, от которого осталось лишь несколько камней. Потом кровавая история Рима закончилась под ударами тех, кто не желал больше тащить эту лямку, а ко времени Руссо издыхал уже следующий порядок.
Нестор Махно (Михненко) ничего не основывал, видимо, и не собирался. Летом 1917 он мирно и без зубовного скрежета дёргал сурепку на полях колхоза, образованного крестьянами на землях только что выгнанного помещика, а через год он уже во главе мощного движения своего имени, со своими порядками и экономическим строем, с удивительной по боеспособности армией — почти нового государства. Скорей всего, это не его заслуга, да он и сам всегда от этого отнекивался, и устав этот привязан к его имени с известной натяжкой. Коллективное это было творчество, продолжавшее давнюю традицию.
Ведь на Руси формальное юридическое право никогда не являлось высшей инстанцией. Это князья воспринимали свои княжества как личные вотчины, а народное вече вполне могло указать князю на дверь и призвать другого князя, да и то только на время военных действий. Изначально князь выступал простым наемным работником у народного самоуправления. Внешние указы и судебные решения не уважались, община защищала своих членов круговой порукой, всё решал мир. Оттуда пословицы: «на миру и смерть красна», «от сумы и от тюрьмы не зарекайся», и другие. Обычай такой был очень силён и крепок. Знаменитые европейские города-республики существовали по 60 — 80 лет, а у нас республики Новгорода, Пскова занимали громадные территории и простояли по 5 — 6 веков. Запорожскую Сечь только Екатерине II удалось задавить, а в селах мир погиб фактически уже в ХХ веке.
Установленный свыше закон почитался злом неизбежным, но никак не окончательным. Все знают строки: «Есть Божий суд, наперсники разврата, есть грозный судия, он ждет, он неподкупен звону злата, и мысли и дела он знает наперёд» — Лермонтов однозначно считал неких граждан, пусть и вполне невиновных по принципам римского права, виновными, исходя из неких неюридических принципов справедливости. Мнение Лермонтова отражало достаточно широкие настроения не только образованных классов Российской империи. Изучавшаяся в её университетах юриспруденция не остановила её крах. Когда законы соответствуют лишь принципам римского права, а не реальной жизни, и с точки зрения простых граждан становятся идиотскими, закладываются основы будущего краха государства, хотя бы даже и правового. Таким образом, либеральное правовое государство, последовательно внедряемое, с необходимостью предполагает усиливающиеся противоречия и неизбежный крах государственной власти.
Подобный результат и концепцию, лежащую в его основе, нельзя признать разумными.